Диверсант [HL] - Юрий Корчевский

Саша не стал дожидаться, когда рванёт боезапас — он бросился бежать от горевшего танка. И только отбежав на сотню метров, вдруг осознал — стреляли в него из бронепоезда. Он оказался между молотом и наковальней.

Успев удалиться метров на триста, Александр услышал за спиной глухой взрыв — это взорвались снаряды в боеукладке. Сколько раз всего он успел выстрелить? Да не больше десяти-двенадцати, в боеукладке же было всего восемьдесят четыре снаряда — он успел сосчитать.

Саша засмеялся. Он опять в лесу, один, голодный и без оружия. Из трофеев — только танковый шлем на голове. Саша снял его и отшвырнул подальше. В нём ничего не слышно, а слух ему сейчас очень нужен.

Наткнувшись на заросли дикой малины, Саша набросился на небольшие, но ароматные и сладкие ягоды. Он потерял не меньше часа, пока не набил желудок. Еда, конечно, не очень сытная, но всё же лучше, чем ничего. Он опять попытался вспомнить, когда последний раз ел. Выходило — три дня тому назад. Сейчас бы хороший ломоть хлеба с салом!

Саша шёл по лесу, держа путь на север. Кто знает приметы, не заблудится. С южной стороны у деревьев крона гуще, с северной — реже, на стволах — мох, да лишайник у корневищ растёт. И много ещё чего. Взять те же церкви — крест на куполе всегда к востоку обращён.

Не знал он тогда, что первого июля 1941 года ЦК ВКП(б) Белоруссии разослало директивы о создании партизанских отрядов. К первому августа, за месяц, было организовано восемьдесят партизанских отрядов общей численностью до тысячи двухсот человек. Вооружались они из тайных складов, заложенных в лесах войсками НКВД. Кабы знал Александр об этом, то шёл бы их искать в леса неподалёку от районных центров. Саша же хотел держаться поближе к шоссейным и железнодорожным путям — там, где можно было устраивать диверсии. Вот только из оружия у него на поясе — немецкий нож в чехле.

Да ладно, были бы руки и голова, а остальное добыть можно — и продовольствие и оружие. И неплохо бы как-то легализоваться — в деревушке или городке маленьком. Беженцев сейчас много, легче затеряться.

И видно, глубоко задумался Александр, потому как окрик «Стой, стрелять буду!» прозвучал для него неожиданно. Он поднял голову.

Из-за кустов показался красноармеец в форме, в руках — винтовка с примкнутым штыком.

Сашиному изумлению не было предела. Здесь немецкий тыл — уже две недели как, а его останавливает наш часовой.

— Ты еще пароль спроси! — съязвил Саша.

— Надо будет — спрошу, — ответил часовой.

— Ты хоть знаешь, что мы в немецком тылу?

Часовой с ответом замешкался. Похоже, это известие его смутило.

— Ты правду говоришь?

— Три дня назад наши стояли под Рогачёвым и Жлобиным. Где сейчас — не знаю.

По лицу часового было видно, что он не верит в услышанное, вернее — не хочет верить.

— А ты не дезертир… ну, в смысле — не паникёр? Может, ты из своей части убежал? — засомневался он.

— Ну и дурак ты, хоть и часовой!

— Часовой — лицо неприкосновенное, не имеешь права оскорблять! — Он наставил на Сашу винтовку.

— Ты поосторожнее с оружием — оно ведь выстрелить может. Ты уже сколько на посту стоишь?

— Третья неделя пошла.

Саша присвистнул. Слышал он об одном похожем случае — читал как-то в газете. Дело происходило ещё в Первую мировую войну, когда взорвали входы на склады русской императорской армии. Так там часовой на посту простоял бессмысленно девять лет! Крепость и склады в Осовце уже отошли к польской территории. Поляки входы откопали и часового обнаружили.

Комиссары верность воинскому долгу солдата не оценили. Вот кабы он служил в рабоче-крестьянской армии — тогда да, тогда подвиг, да ещё под чутким руководством ВКП(б).

— Чего охраняешь? — поинтересовался Саша.

— Военная тайна, — отрезал часовой.

— Ну, тогда охраняй, а я дальше пошёл.

— Подожди! — заволновался часовой. — А как же я?

— Ты же на посту стоишь. По уставу караульной службы тебя сменить с поста может караульный начальник либо командир части. Я — ни то, ни другое. Так чего же ты от меня хочешь?

— Что мне делать, скажи! — взмолился часовой.

— Во-первых, винтовку убери. Ежели бы я немцем был, уже башку тебе прострелил бы. А я стою спокойно и с тобой разговариваю. Во-вторых, ты уже на оккупированной немцами территории, где советские законы не действуют. Так что смело можешь оставить пост. Забыли про тебя в суматохе отступления! — посочувствовал часовому Саша.

— Как же склад бросить? Я его три недели бессменно охранял.

— Коли ты так к нему прикипел, охраняй дальше. У тебя поесть чего-нибудь найдётся?

— На складе есть, — замялся часовой, — только вскрывать его нельзя — под пломбой он.

— Я же говорю — дурак ты. Мы не втроём, там — немцы. Они сейчас в наступление прут, им не до частей или одиночных солдат, оставшихся у них в тылу. Но пройдёт немного времени, и немцы начнут свой порядок наводить. Вот тогда и до тебя непременно доберутся.

Судя по расстроенному лицу, часовой явно упал духом. Он присел на сломанное дерево и спросил Сашу:

— Закурить не найдётся?

— Не курю, — отрезал Саша. — Ладно, прощай.

Часовой вскочил:

— Подожди, а я как же?

Он метнулся в сторону склада, невидимого за деревьями, потом — снова к Саше, схватил его за рукав.

— Возьми меня с собой!

— Пожрать дашь?

— Пошли на склад, коли такое дело.

Саша направился за часовым. Простой русский парень, можно сказать — подвиг совершил, хотя и не бросался грудью на амбразуру и не убил ещё ни одного немца. Столько времени стоять на часах, когда вокруг — полная неизвестность, когда не приходит смена, когда над головой пролетают немецкие самолёты! Для этого дух и верность долгу потребны! «А ведь мне напарник нужен, — подумал Саша. — Возьму-ка я его с собой — такой парень не подведёт!»

Они подошли к колючей проволоке. Часовой стволом винтовки приподнял проволоку:

— Лезь!

Саша поднырнул под колючку.

На небольшой поляне стояло два бревенчатых барака — длинные, с запертыми воротами по центру и без единого окна.

— В этом бараке — постельное бельё и обмундирование, а здесь, — часовой показал пальцем, — продовольствие.

— Ты хозяин, — Саша повёл рукой, — открывай, приглашай, накрывай на стол.

Часовой вскинул винтовку и прицелился в замок.

— Да ты что, сдурел? — Саша схватил его за руку. — Выстрел далеко слышен будет! Прикладом его сбей.

После нескольких ударов прикладом винтовки замок сдался. Часовой распахнул ворота, и Саша шагнул вперёд.

Богатство, открывшееся его глазам, описанию поддавалось плохо.

На длинных стеллажах рядами лежали ящики со сгущёнкой, тушёнкой, кашами, рыбными консервами. Нашлись даже сухари в полотняных мешочках, уложенные в деревянные ящики. Были крупы, макароны, но не они сейчас интересовали Сашу.

— Ну-ка, боец, бери сухари, а я банки с консервами возьму. Где караулка? Веди!

Караулка оказалась маленькой и тесноватой избушкой рядом с воротами.

Расположившись за столом, Саша ножом ловко вскрыл несколько банок.

— Ну, давай подхарчимся, — жестом хлебосольного хозяина он пригласил часового к столу.

Саша начал есть тушёнку ножом, но часовой протянул ему вилку.

— У нас здесь и котелки есть, и печурка.

— Здорово устроились, — одобрил Саша.

— Да склады же Могилёвскому укрепрайону принадлежали — его ещё в тридцать восьмом году построили. А потом, как границу на запад перенесли, всё вооружение и связь с укрепрайона сняли. Этот склад, да ещё один — километрах в десяти отсюда — и остались.

— Тебя как звать, боец?

— Ваньшей мамка назвала. — И тут же поправился: — Рядовой Иван Кузьмичев, из Рязани.

— Сколько же тебе лет?

— Двадцать в мае стукнуло. В мае же и призвали.

— О, так ты зелёный совсем!

Рядом с часовым Саша чувствовал себя умудрённым опытом, почти пожилым человеком. Конечно, разница в возрасте чуть ли не в два раза. Кузьмичёв молодой, прослужил совсем немного, да и знал-то его Саша несколько минут всего, но в разведку с ним точно бы пошёл.

— Вань, у тебя, кроме твоей винтовки, ещё оружие есть?

— Не-а. Откуда ему взяться? Складов вооружения года полтора как нет.

— Жалко. А то у меня, кроме финского ножа, нет ничего.

— А вы из каких будете? — осмелился наконец полюбопытствовать часовой.

Саша достал из кармана гимнастёрки солдатскую книжку убитого связного-мотоциклиста. Люди почему-то больше верят документам с печатями.

— Терехин Алексей Митрофанович, — прошептал Иван и вернул Саше книжку. — Так вы уж старый совсем.

Саша чуть не подавился сухарём.

— Это не я старый, это ты молодой.

— А вы коммунист?

— Не удосужился, — коротко ответил Саша.

— А вот я — комсомолец, — часовой показал на красный значок, приколотый к груди.